Я пританцовывал, обмирая от страха
Я сейчас снова много читаю, много думаю, много пишу, много учусь, никого, совершенно никого не вижу, за исключением тех людей, с которыми встречаюсь в школе. Впрочем, я не вижу и их. Не разговариваю ни с кем. Окунаю лицо в Бродского, ныряю в Абэ. Горю, едва перевожу дыхание от Цветаевой. Павезе и Гейне - снятся мне. Упиваюсь текстами по шесть часов в день, мечтаю о кошках и о рыжем - рыжей - Орландо - сначала бледном, затем смуглой, затем - снова бледной - и тонкой и гибкой, даже в платье, даже в корсете.
На балкон постоянно прилетают воробьи и голуби, я пишу о них, и стихотворения в прозе занимают уже три страницы.
Одиночество мое, должно быть, никогда еще не было столь велико и столь дивно.
На балкон постоянно прилетают воробьи и голуби, я пишу о них, и стихотворения в прозе занимают уже три страницы.
Одиночество мое, должно быть, никогда еще не было столь велико и столь дивно.